«Маршрут»: отрывок из мистического романа Артема Новиченкова — о детях и их загадочном путешествии

В середине сентября в издательстве Rugram выходит роман писателя, драматурга, ведущего радио «Маяк» Артема Новиченкова — «Маршрут». В центре повествования — дети, больные неизвестной болезнью и живущие в загадочной клинике. Однажды ее директор решает отправить шестерых из них в Большое путешествие — неизвестно куда и с какой целью. С разрешения издательства публикуем отрывок из книги.

Глава 1

МИНИВЭН

Они выезжают с запасом. Часы Виктора спешат, на них 12:03. Он нервно стучит по панели: три раза средним пальцем, один указательным, три средним, один указательным. Антон включает радио, играет Depeche Mode «A Question of Time».

Дети смотрят в окна. Пустые зеленые луга, за ними неживой смешанный лес. Эти пейзажи видели уже — когда их везли в клинику. Прямая дорога сворачивает на шоссе, дети отлипают от окон.

Виктор требует остановить: «Я поведу, ты посиди с детьми». Антон не реагирует, но все-таки пасует под взглядом Виктора. Двери хлопают, в детей закрадывается страх. Что, если никакого Большого путешествия не существует, а их сейчас убьют? Прямо тут, задушат и бросят в канаву. Или откроется дверь, Виктор скажет: «Идите, вы больше не нужны». Они следят, как он садится за руль и переключает радио на спортивную волну. Антон забирается в салон, лицом к детям. Машина трогается с общим выдохом.

Антон наиграно улыбается, трет руки о колени. Ему кажется, что сонные ребята ждут от него чего-то, какого-то фокуса или рассказа о предстоящей поездке. Машина входит в крутой поворот, и Антон чуть не падает. Лиз разглядывает его с сочувствием, он видится ей шестнадцатилетним парнем, упрятанным в шкуру взрослого. Она отворачивается в окно. После тревожного сна у нее болит голова и вены на руках.

Антон не может оторваться от нее. Ему все равно. Тревога давит под ребрами. Даже начал писать стихи. Он знает, они больше не увидятся. А она ведет себя как неприступная леди, эта двенадцатилетняя девочка. Ему хочется крикнуть, что вот óн бы никогда не сделал ей больно, а что ждет ее там? Антона пугает мысль, что молчун Виктор может оказаться таким же, как он, что Виктор уже присмотрелся к Лиз и он может ей нравиться. Лиз уже взрослая девочка, ее влечет мужская отцовская сила. Антон-то знает.

— Смотрите! Вертолет! — говорит Хим. Дети прилипают к окну. Антон находит взгляд Лиз, она бесстрастна к нему.

— Подвинься! — просит Влад, но вертолета уже не видно — летит над машиной.

— Эй там! Успокоились все и сели тихо! — рявкает Виктор. — Вертолета, что ли, не видели? — рычит он под нос.

Дети затихают, тихо продолжая искать в окнах. А ведь многие и вправду не видели вертолетов. Но странно: вертолет так и не появляется снова. О нем забывают. Влад говорит Химу:

— Этот автобус похож на жука.

— Это не автобус, это минивэн.

— Минимэн? — влезает Марта.

— Что ты болтаешь? — возмущается Хим. — Минивэн! Ты что, не слышала? Это такой маленький автобус. Как этот!

— Ну я и говорю — автобус!

— Нет! Это другое! Ты не понимаешь!

— Ну тогда расскажи, чем они отличаются, раз такой умный!

— Автобус — большой. А минивэн — маленький, как этот.

— По-моему, это обычный автобус, вот и все.

— В любой машине, если больше пяти мест, это автобус, — говорит Влад.

— А я видела машину с тремя рядами, но это был не автобус!

Виктор не выдерживает:

— Тихо! А ты чего сидишь? — кричит на Антона. — Не можешь их унять, что ли?

Антон кивает, он безучастен и мыслями о другом: он пытается хоть что-то прочитать в чертах Лиз. Она что, смеется над ним? Антон знает эту заговорщицкую улыбку. Он замечал ее и у других детей. Мысль означала: «Вы держите меня за ребенка, но это не так. И в этом мое преимущество». Впрочем, Антон может ошибаться, просто так свет упал на ее лицо.

Виктор посматривает на время: осталось всего полтора часа привычной жизни. Минивэн приятно катится по гладкому асфальту, машин мало. По радио размеренно анализируют вчерашний матч португальцев. Виктор смотрел его в прямом эфире и заснул на втором тайме, а потом его разбудила эта женщина. Поеживается, вспоминая, пытается думать о спортзале, где сутуло висит оставленный черный мешок. Иногда Виктор представлял, что в мешке труп, и он бьет по смешанным в единую массу костям, мясу и синеватой коже. Хорошо, никто не узнает об этом. Нет, это не стыд. Виктору было стыдно лишь за те вещи, о которых могли узнать. Страх? В доме негласно пресекалась любая мысль, способная негативно повлиять на детскую психику, любое насилие. Поэтому никогда не делился фантазиями с персоналом. Все знали, что дом живет слухами, секрет можно удержать, если не выпускать из головы. Хотя Марка это никогда не останавливало. Впрочем, где сейчас Марк?.. Виктору с трудом давались сложносочиненные мысли. Образы сменялись нехотя и бессвязно. Скучный спортивный аналитик картавил про перспективы сборной на фоне стареющих суперзвезд. Виктор тыкнул в магнитолу и попал на эстрадную певичку.

— Меня тошнит, — говорит Герман сдавленным голосом.

— Что? — переспрашивает Хим.

— Тошнит.

— Германа тошнит!

Антон оборачивается к Виктору и ждет реакции. Виктор цокает:

— Ничего с ним не случится. Немного осталось. Пусть терпит. Баран! Смотри, куда прешь!

Антон привстает и делает пару шагов по салону:

— Потерпи, Герман, немного осталось. Окей?

Машина выезжает на главное шоссе. Небо темнеет. Викор беспокоится, как бы вылет не отложили. Дети разглядывают поразительные рекламные щиты. Хим играет в водителя, руки на вымышленном руле. Но ехать по шоссе без поворотов скучно, игра скоро надоедает. Марта причесывает куклу. Кукла рыжеволосая, как и хозяйка, ее тоже зовут Марта. Девочка выглядит отрешенной, будто все равно, куда ее везут. Марта и сама так думала до сегодняшней ночи, когда проснулась от чувства страха: она села на край, не касаясь ногами пола, посмотрела в окно, где березы заслоняли небо, и заплакала. Марта плакала тихо, чтобы никого не разбудить, так тихо, как только она одна могла. Она хотела дойти до туалетной комнаты, но представила белый кафельный пол с черными швами — ей стало еще страшнее. Марта боялась вытащить из-под подушки куклу, потому что ей приснилось, что кукла умерла.

Илона проснулась с ощущением, что произошло непоправимое. Тикали часы, и было так тихо, как должно быть в моменте всеобщего сна, когда и взрослые уже легли. Она посмотрела в центр дортуара. Лунный свет освещал плачущую девочку. Илона взяла себя в руки: ведь это всего лишь Марта, которая смотрит на белоснежную мягкую подушку и дрожит, всего лишь Марта. Илона сделала вид, что спит, но не могла не смотреть в центр спальни. Неужели никто больше не проснулся? Неужели никто не ощущает, что нечто ушло безвозвратно? А Марта все сидела и плакала. Илона приподнялась на локте, надеясь, что Марта заметит ее сама. Надо подойти, все-таки они сестры, но было страшно, и от того, что сестры, вдвойне.

— О черт! — ругается Виктор, проехав поворот, придется разворачиваться. — Кто только позволяет этим фурам ездить в дневное время?!

Хим крутит руль и довольно кивает Илоне, мол, это все я, я не позволил машине свернуть. Илона хихикает. Она больше не хочет вспоминать, что потом было ночью. Хорошо, что Хим такой веселый и ничего не знает. Илона зовет его про себя глупеньким, ну зачем же так, он просто еще маленький. Все мальчишки маленькие. Или очень большие. Она смотрит на Антона. Ей противно, что он когда-то касался ее тонкими холодными пальцами, длинными ногтями, что она брала из его потных ладоней сладости, полотенце, что он смотрел, как она вытирает купальник. Больше она его не увидит. А он пусть скоро умрет. Она заклинает: Антон скоро умрет.

— Германа стошнило! — кричит Хим.

Дети вскакивают посмотреть на лужу с утренней овсянкой. По салону тянется кислый запах. Дети фукают, затыкают носы. Хим брезгливо отсаживается подальше.

— О черт, черт, черт! — бьет по рулю Виктор, выбирая слова.

— Надо остановиться, Виктор.

— Негде здесь останавливаться! Черт бы побрал!

Антон протягивает мальчику салфетку и воду:— На, пей.

Том не реагирует. Он переживает, вдруг это очередной рецидив.

— Виктор, надо остановиться.

— Да что я встану на шоссе, что ли?! Обочины нет!.. Твою мать...

Долгие минуты едут в условной тишине.