«Нельзя изменять себе»: художник Борис Мессерер — о памяти, сценографии как философии и выставке «Калейдоскоп времени»
В ММОМА при информационном партнерстве BURO. сегодня открылась масштабная ретроспектива Бориса Асафовича Мессерера «Калейдоскоп времени». Сын актрисы немого кино и балетмейстера, двоюродный брат Майи Плисецкой, воспитанный среди сцен и кулис, Мессерер никогда не делил жизнь и искусство. Он оформлял спектакли, создавал иллюстрации, писал холсты и фиксировал хронику чувств — не выбирая между жанрами, а объединяя их. Поговорили с художником об экспозиции, художественном методе и «несогбенности».
О ВЫСТАВКЕ
В экспозицию вошло более 150 ваших работ. Какие чувства испытываете, оглядываясь на такой масштабный срез творчества?
Во-первых, выражаю благодарность ММОМА — я являюсь давним поклонником музея, со дня его основания — и лично Василию Зурабовичу Церетели (директор Московского музея современного искусства. — Прим. BURO.) за столь внимательное отношение к моему творчеству. Что касается количества работ, то могу пошутить, что мне всегда их мало, хотел бы увеличить это число вдвое!
Почему решили сделать акцент на ранних работах конца 1950-х — начала 1960-х?
Эта инициатива принадлежит одному из кураторов — Михаилу Борисовичу Миндлину. Он относит эти картины к нонконформистскому периоду развития живописи в России. Ранние произведения никогда не пользовались должным вниманием искусствоведов. И, мне кажется, они очень отличаются искренностью, лаконичностью и выбором сюжетов для того, чтобы озаглавить эту выставку, потому что они есть свидетельство целой эпохи, не удостоившейся признания критики ранее. Рад, что работы получат ее сейчас.
Какое место в вашей художественной биографии занимают абстракции? Почему вы к ним возвращались на протяжении десятилетий?
Мне всегда хотелось быть очень свободным в творчестве. И на пути становления такой художественной мысли — о свободе творчества — я хотел попробовать себя в абстрактном искусстве, которым вообще не увлекаюсь в должной мере. Это как бы проба пера. Но я рад, что ее столь торжественно представляют на этой экспозиции.
Какая часть выставки, на ваш взгляд, отражает вас сегодняшнего?
«Сегодняшние» — это преимущественно балетные сюжеты, которые расположены в одном из основных залов, а еще интерьеры мастерской, где я провожу почти все свое время. А у балетных композиций вообще причудливый путь: они отражены в книжке, которую мы делали с Левой Збарским — «Поэзия танца» Николая Эльяша. Там — истоки этих работ. А потом они выросли в самостоятельные большие картины. Это любопытная история последовательного отклика на время.
О ХУДОЖЕСТВЕННОМ МЕТОДЕ
Ваш язык — синтез театра, живописи, графики. Как вы выстраиваете границы между жанрами? Или они для вас не существуют вовсе?
Для меня не существует ограничений, пробую себя в разных жанрах — ведь художник должен проявлять себя во всех направлениях и при этом быть цельным: его почерк должен быть узнаваем. Нельзя изменять себе.
Какие черты неофициального искусства 1960-х вы бы хотели видеть в современном арт-мире?
Искренность, определенная наивность и честность в самовыражении.
Какие темы, как вам кажется, вы раскрыли особенно честно и глубоко?
Пространство мастерской художника, темы «вещного мира», театральная тема и связанная с ней тема танца, балета; тема природы, отраженная, прежде всего, в тарусских акварельных пейзажах; образы близких, друзей и современников, людей культуры.
В какой технике чувствуете наибольшую свободу?
Акварель. Еще будучи студентом Московского архитектурного института, мечтал поработать «под присмотром» Артура Владимировича Фонвизина в технике акварели. И это желание осуществилось.
О СЕМЬЕ И СРЕДЕ
Ваше детство прошло среди выдающихся деятелей искусства. Чему они вас научили?
Что я невольно ценю и считаю самым главным — у всех было огромное стремление к самовыражению. Выдающиеся деятели культуры на этом и стоят — чтобы доказать свое художественное кредо, проявить художественную инициативу, самостоятельность.
Сейчас читаю книгу моего отца (Асаф Мессерер «Танец. Мысль. Время», 1990), главу о Майе Плисецкой — там есть хорошее слово «несогбенность». Если точнее: «Несогбенность попытки самовыразиться» — мудреная фраза, но пускай будет.
Вы когда-либо ощущали давление ожиданий из-за фамилии?
Ощущал, скорее, ответственность, чтобы не совершать каких-то недостойных поступков. Если прибегнуть к юмору, то я же все-таки рисую, а не ворую. В этом смысле я соблюдаю честь семьи.
Таруса — важное место в вашем мире. Чем она вам близка?
Это моя малая родина. С раннего детства меня там (в Поленове, рядом с Тарусой) воспитывали, а потом я жил в доме отдыха Большого театра. Позже у меня появилась творческая мастерская в селе Бёхово — это тоже рядом с Поленовым. Таруса, Поленово и Бёхово вместе образуют географический треугольник, кусок земли, который мне очень дорог и который питает меня своими соками. Словом, особый источник творчества.
О ВРЕМЕНИ И ПАМЯТИ
Какое десятилетие для вас стало самым сильным — в личном и творческом плане?
Не могу выделить одно, до последнего времени рисовал очень упорно. Сейчас же больше занимаюсь писательским трудом — трудно стало рисовать большие картины, все-таки много энергии уходит на это. Хотя немало сделал огромных полотен. Они соответствуют масштабу мастерской. Я, как бы вписываясь в это пространство, делал их с каким-то ощущением этого места, отсюда размер.
Что, по-вашему, делает обыденное — натюрморт, окно, улицу — художественным событием?
Все зависит от индивидуального взгляда и от точки зрения. Ты так увидишь, а другой — иначе. Вот и получилась картина или стихотворение.
Выставка «Калейдоскоп времени» открыта в ММОМА на Гоголевском бульваре до 31 августа.
Статьи по теме
Подборка Buro 24/7
